Мы еще остановимся на критических замечаниях императора об увиденном. Пока же царский поезд 22 мая останавливается в Инкермане. Во время обеда в путевом дворце падают шторы на окнах, и гости видят внизу прекраснейшую гавань и стоящий в ней флот! 15 военных кораблей, 1 бомбардирское судно и 10 транспортов. Это кульминация путешествия. По сигналу Потемкина флот салютует выстрелами из корабельных орудий. Спустя час от пристани отваливает гребной катер. Гребцы, как на подбор, рослые красавцы-матросы: по одну сторону блондины, по другую — брюнеты. Молодой Сенявин свидетельствует: императрица, садясь в катер, приветствовала гребцов: «Здравствуйте, друзья мои!» «Здравствуйте, матушка, Царица наша!» — был дружный ответ. «Как далеко я ехала, чтобы только видеть вас»,— говорит Екатерина и слышит неподражаемый ответ загребного Жарова (который, прибавляет Сенявин, после был лучшим шкипером во флоте): «От евдакой матушки-Царицы чего не может статься!» Сдерживая улыбку, императрица роняет по-французски командующему флотом графу М.И. Войновичу: «Какие ораторы твои матрозы!» В катере находятся Потемкин, графиня Браницкая, Дмитриев-Мамонов, принц Де Линь, граф Кобенцль. Гости объезжают суда. С кораблей несется матросское «Ура!» На другой день осмотр города, флота и гавани продолжается. Императрица посещает корабль «Слава Екатерины». Вечером бомбардирское судно «Страшный» обстреливает и зажигает специально построенный фальшивый городок. Путешественники покидают Севастополь, потрясенные увиденным. На Черном море, которое Блистательная Порта веками считала своим внутренним «озером», появился грозный соперник. Посетив Симферополь, Карасу-Базар, Старый Крым, Феодосию, гости возвращаются через Перекоп в Бреславль. Здесь Иосиф II прощается с российской императрицей, обещая на третье свидание прибыть в Петербург. Но эта встреча не состоится. Император умрет в самом конце начавшейся вскоре войны.
Через Блакитную, при которой Суворов, по его собственным словам, сформировал лагерь и где императрице отдали честь драгунский смоленский и легкоконные полки Херсонский, Воронежский, Ольвиопольский, Елисаветградский и Александровский, царский поезд проследовал на Кременчуг и 7 июня прибыл в Полтаву» Здесь на следующий день, после обозрения места знаменитой Полтавской баталии «под предводительством генерал-аншефа и кавалера князя Юрия Владимировича Долгорукова все конные полки маршировали мимо ставки Ея Величества, а напоследок в присутствии Ея Императорского Величества все войско, имея 40 орудий полевой артиллерии, атаковало неприятеля пред собою поставленного, причем во всех движениях доказало совершенное устройство и похвальную расторопность». Так записано в камер-фурьерском журнале. Полтавские маневры — финал путешествия, впечатляющий символ преемственности политики Екатерины II, идущей по стопам Петра Великого,— были задуманы Потемкиным. На кургане, прозванном в народе «Шведской могилой», Потемкин стоял рядом с императрицей в окружении генералов, лиц свиты, знатных иностранцев. Суворов не упоминает о своем участии в полтавских маневрах. Он присутствует на торжествах вместе с другими генералами, среди которых находится и Кутузов. Возможно, Суворов внес лепту в подготовку войск к маневрам, но честь их показа императрице и ее спутникам выпала на долю старшего генерал-аншефа князя Ю, В. Долгорукова. Тридцать лет спустя Сегюр в своих «Записках» вспоминает о полтавских маневрах. Он также упоминает и о больших маневрах в Кременчуге, о которых молчат другие источники. Нам кажется, что за давностью лет первые впечатления Сегюра об увиденных в Кременчуге войсках слились с впечатлениями о полтавских маневрах. Н.Полевой, опираясь на «свидетельство» Сегюра, написал о кременчугских маневрах и участии в них Суворова. Но камер-фурьерский журнал бесстрастно фиксирует все торжественные приемы и другие мероприятия по случаю пребывания императрицы (Суворов присутствовал на этих торжествах в Киеве, Кременчуге, Херсоне, снова в Кременчуге и, наконец, в Полтаве), не упоминая ни слова о «кременчугских маневрах».
Полевой отдавал предпочтение не документам, которые, к слову сказать, были мало известны, а устным преданиям — анекдотам. Вот Суворов беседует по-немецки со скромно одетым австрийским офицером. «Знаете ли вы меня?» — спрашивает австриец. «Не смею сказать, что знаю,— улыбаясь, отвечает Суворов и прибавляет шепотом, — говорят, будто вы Император Римский!» «Я доверчивее вас, — отвечает Иосиф,— и верю, что говорю с русским фельдмаршалом, как мне сказали». А вот другой анекдот: Суворов катается на лодке по Днепру. В лодке императрица. Когда лодка подходит к берегу, Суворов, якобы узнавший о том, что завистники хотят уволить его из армии и распустили слух о его дряхлости, так ловко выпрыгивает на берег, что вызывает восхищение Екатерины. «Ах! Александр Васильевич! Какой вы молодец!» — восторгается императрица. «Какой молодец, матушка! Ведь говорят, будто я инвалид?» «Едва ли тот инвалид,— возражает царица, — кто делает такие сальтомортале!» «Погоди, матушка, еще не так прыгнем в Турции!» — бодро отвечает Суворов. Полевой повествует и о том, как после полтавских маневров императрица спрашивает Суворова, чем наградить его за труды. «Ничего не надобно, матушка, давай тем, кто просит,— ведь у тебя таких попрошаек чай много?» — отвечает Суворов. Екатерина настаивает, и тогда генерал-аншеф после заминки просит заплатить его долг квартирному хозяину. На вопрос, много ли он задолжал, следует неподражаемый суворовский ответ: «Много, матушка,— три рубля с полтиной!» Императрица приказывает заплатить, а Суворов рассказывает всем о том, что промотался, да хорошо — матушка платит!