«Князь Нассау, которому под рукой велел здесь приготовить возможные выгоды, и Пауль Жонс, и я — какое ж множество у Вашей Светлости трубадуров! Мило, Друг перед дружкой мы не оставим выказываться и, право, с прибавкою, доколе живы; все-таки жаль, что Браницкого нет. Милостивый Государь! выражение до моей мудрой особы мне очень чувствительно! и стыжусь...»,— отвечал Суворов. Он сразу же установил дружеские отношения с Нассау, заявив о «счастии служить на одном континенте со столь прославленной особой». Этот комплимент может показаться преувеличенным, но Нассау, имевший чин генерал-поручика испанской армии, деятельный участник осады Гибралтара в 1781 г., имел репутацию опытного моряка и горел желанием отличиться на новом поприще. Потемкин даже отозвался о нем императрице, как о «втором Суворове». Не успев хорошенько познакомиться, Суворов и Нассау приступают к разработке плана овладения Очаковом.
Письма Суворова Нассау, опубликованные во Франции в 1965 г., практически не были известны русским военным историкам и проливают новый свет на обстоятельства, связанные с очаковской осадой. Уже 2 апреля Суворов просит Нассау — «Принц! Покамест храните в тайне общую нашу задачу, как делаю я здесь: по мнению моему, в Херсонской академии по временам многие непотребства творятся. Слышал я, что г. Корсаков служит в егерях, кои вероятно будут на Вашей эскадре. Я его знаю с детства, это мелкий плут, но в своем деле искусный. Не будете ли Вы добры лично испытать его по прилагаемым к сему пунктам, не отдавая ему моего письма. Впрочем, ежели Вам сие покажется неблагопристойным, можете Вы его ему передать через моего офицера, но не напрямую. Полезно также узнать, какого он о сем будет мнения, и дать мне знать.
Простите мою смелость и откровенность».
Эта конспирация, этот нелестный отзыв о моральных качествах Корсакова, связаны, надо полагать, с тем, что Корсаков — сын новгородских соседей Суворова — был женат на сестре Мордвинова — «главы Херсонской академии». Суворов не решается прямо обратиться к лучшему инженеру армии, любимцу Потемкина Корсакову по интересующим его вопросам и предпочитает действовать через заезжего иностранца. Что же хотел узнать у Корсакова Суворов? (Нассау не передал ему письма: оно сохранилось в бумагах принца). «Любезный Николай Иванович! — писал Суворов.— Поздравляю с возвращением. Каких Вы мыслей об Очакове? Осмелюсь просить у Вас совета,— как у инженера,— хоть из одного любопытства. Будем прямы и откровенны и да останется все между нами, порукой в том моя честь. Посему, и только посему, предположите, что Вы не видите еще наших войск со стороны степи, а с моря не будет нам препятствий и мы начнем на плоскодонных судах. Не посеешь — не пожнешь, так ли?
1. Расстояние; 2. расчет времени; 3. Березань; 4. Батарея Гассана; 5. местность открытая, настильным огнем стенку нетолстую на берегу у самой воды обстрелять... случиться может, что против ожидании наших пожар в крепости не разгорится; 6. Как пробьем брешь — сразу на штурм. На стены идите открыто: а) направо; б) налево; в) кое-кого по улицам и в дома, да опасно — часть солдат со стен спустить; 7» подступы к крепости сильно минированы. Возможно, что и вся крепость также. Можно на воздух взлететь. 8. Прочие предосторожности? В ожидании Вашего мнения целую Вас».
Ответ Корсакова неизвестен. Мы не знаем и ответа Нассау. Но о плане атаки Очакова с воды стало известно главнокомандующему, который потребовал у Суворова объяснений. «Вашей Светлости признаюсь, это моя система: план у меня больше недели, принц Нассау вчера его у меня взял, и на другой день прошли сутки. План был меня; я требовал его мыслей глухо; он мне на письме тоже почти сказал. После первого огня он заворачивает вторую линию, но чтоб Алексиано зависел от него. От берегу на полверсты опровергает набережную слабейшую Кинбурнской стену; первая линия парабольными выстрелами его протектует; как лутче меня матроз, он Вам, Милостивому Государю, лутче то опишет. К брешам транспорты мои: «а» — вправо; «б» — влево на стены и пушки, «с» — внутрь города. Тут и верный кош... Основанием — вид Кинбурна оборонительный — слабо по пункту, ежели действие не наступательное: руки развязаны, надлежит предварить басурманский флот! Вот только, Светлейший Князь!» (18 IV. 1788 г. Кинбурн.)
Итак, основная идея плана — попытаться атаковать крепость до прихода турецкого флота. Атака ведется со стороны Лимана на слабейшую стену, обращенную к стороне Кинбурна. Гребные суда, на которые предполагалось
посадить десанты, должны были действовать при поддержке парусных кораблей Лиманской эскадры, которой командовал капитан бригадирского ранга П. П. Алексиано. Из запросов Суворова Корсакову видно, что были серьезные сомнения в осуществлении задуманного предприятия. Суворов явно смущен: ведь Потемкин сделал его своим доверенным лицом, а он действовал за его спиной. Неизвестно, кто уведомил Потемкина об этом плане. Может быть, сам Нассау, может кто-то другой. Но Суворов затаил подозрение на Корсакова.
29 апреля Потемкин, посетив Кинбурн, гребную флотилию у Збурьевска и парусную эскадру при Глубокой пристани, возвратился в Херсон. Несомненно, он лично переговорил с Суворовым и Нассау, рассмотрел составленный ими план. «Я на всякую пользу руки тебе развязываю, писал он Суворову,— но касательно Очакова попытка неудачная тем паче может быть вредна, что уже теперь начинается общих сил действие. Я бы не желал до нужды и флотилии показываться, чтобы она им (т. е. туркам. В.Л.) не пригляделась. Очаков непременно взять должно; я все употреблю, надеясь на Бога, чтобы достался он дешево... И для того подожди до тех пор, пока я приду к городу. Верь мне, что нахожу свою славу [в твоей], все тебе подам способы, но естли бы прежде случилось дело авантажное, то можно пользоваться средствами. Ты мне говорил, что хорошо бы, пока флот не пришел. И кто знает, может быть, он тогда окажется, как только подступим. Позиция судов на плане в 250 саженях — это далеко для бреши» .