Суворов и Потемкин - Страница 49

Со знанием дела Потемкин разбирает план, указывая его слабые места. Позиция парусных судов, пушки которых должны были просить орешь в стене, слишком далека, ближе подойти опасно. Крепостная артиллерия может обстрелять корабли. И, наконец, необходимо учитывать опасность прихода турецкого флота, который, пользуясь своим превосходством, мог разгромить штурмующих. Главнокомандующий не связывал инициативы Суворова, разрешив ему пользоваться обстоятельствами, если таковые предоставятся, но он хотел действовать наверняка и настоял на необходимости отложить штурм до подхода главных сил

которые уже начали свой марш к Очакову. «Главная идея операционного плана Потемкина,— отмечал Д. Ф. Масловский,— резко расходилась с суворовскою с первого же раза... У Суворова была одна частная идея взять Очаков,.. Потемкин преследовал ту же цель... но, кроме того, он хотел тем или иным путем получить господство на море» . Этой важной мысли ни Петрушевский, ни последующие биографы Суворова не заметили. Из переписки с Екатериной II Потемкин уже сделал вывод о том, что поход Балтийского флота в Архипелаг может не состояться, и вся мощь турецкого флота будет обращена на Черное море. Севастопольскому флоту, поврежденному бурей, требовалось время, чтобы собраться с силами. Потемкин рассчитал, что турецкий флот постарается поддержать осажденный Очаков и откажется от активных действий. Он не ошибся.

20 мая под Очаков прибыл огромный турецкий флот всего 92 судна, среди которых находились 14 линейных коpaблей. Старый морской волк Газы Хасан-паша — командующий морскими силами Блистательной Порты в ранге капудан-паши — не был сторонником войны. Он помнил Чесменский бой, когда ему еле удалось спастись из огненного смерча, уничтожившего турецкий флот. Но султан повелел разбить русских на Черном море, и Газы Хасан должен был повиноваться. Херсонская парусная эскадра насчитывала 2 линейных корабля, 6 фрегатов; в Севастопольской эскадре было 3 линейных корабля и 14 фрегатов. Но в запасе на Лимане находились уже 65 судов гребной флотилии,— сюрприз, подготовленный Потемкиным.

Обе стороны готовились к решающему столкновению, когда на Лиман прибыл американец Джон Поль Джонс. Императрица, наслышанная о его прошлых победах, пожаловала Джонсу высокий чин контр-адмирала. Потемкин был поставлен перед свершившимся фактом. Он должен был поручить новоиспеченному адмиралу соответствующий пост и отдал приказ о замене командира Херсонской эскадры бригадира Алексиано Джонсом.

Заслуженный моряк, грек-волонтер, поступивший еще в 1769 г. на эскадру Г. А. Спиридова, участник Чесменского сражения и лихих набегов на приморские города Яффу и Бейрут, Алексиано был оскорблен этим назначением и решил подать в отставку. Из солидарности с ним хотели уйти все служившие на Черноморском флоте греки. Несколько англичан — морских специалистов, служивших по контракту, заявили о нежелании служить с «пиратом», сражавшимся против своей Родины. Суворову, сообщившему Потемкину о том, что он и Джонс встретились в Кинбурне, «как столетние знакомцы», пришлось мирить «господ Флагманов». В письме к Алексиано он заклинал его не оставлять службу, быть с Джонсом на образ римских консулов, «которые древле их честь жертвовали чести Рима», убеждал храброго моряка в переменчивости судьбы, сулящей новые победы и новые лавры. Суворову помогал Иосиф Рибас — дежурный бригадир главнокомандующего, считавший, что «эскадра перестанет существовать», если Алексиано удалится. Наконец, не без помощи Корсакова, Алексиано удалось уговорить. «С того самого времени, как я имел счастие принять Россию за свое отечество,— писал он Потемкину,— никогда я ни от чего не отказывался и прихотей на оказывал. Критические обстоятельства, в которых мы находимся, и любовь общего блага меня решили. Я остаюсь, но чувствую обиду». Положение усугублялось интригами Мордвинова, обиженного тем, что его отстранили от командования. Старший по званию, Суворов оказался в эпицентре конфликта между моряками. Еле сдерживаемое раздражение прорывается в письме его к Попову: «Ежели слушать общих прихотей, то у меня ближе всех моя подмосковная... Мы не французы, мы русские, я не наемник». Он делает все для того, чтобы поддержать хорошие отношения и с Нассау, и с Джонсом — командующими двух независимых эскадр: гребной и парусной. Его очень беспокоит положение Кинбурна, и он просит адмиралов прислать несколько судов для прикрытия крепости. Моряки ссылаются на ветер, на невозможность разделить силы и прочие причины, выходящие за рамки компетенции сухопутных начальников. Суворов вынужден принять правила игры: «Вы, как моряк, принимайте надлежащие меры,— пишет он Нассау, не мне, человеку сухопутному, Вам указывать». «Я солдат, а моряком сроду не был»,— прибавляет он в письме Джонсу. Прибытие американца нарушило субординацию среди морских начальников. Нассау, имея чин контр-адмирала, мог приказывать бригадиру Алексиано. С Джонсом Нассау оказался в равных чинах. Потемкин, занятый маршем главных сил к Очакову, не мог лично руководить операциями на Лимане. Поэтому Суворову пришлось использовать свой авторитет, чтобы накануне боев согласовать действия моряков между собой. Общее руководство принял на себя Haccav.

7 июня в 7 часов утра турецкая греоная флотилия, поддержанная несколькими парусными судами, пошла в атаку на русские суда, занявшие сильную позицию в Лимане. Встречный ветер не позволил действовать парусной эскадре Джонса, и все сражение вела гребная флотилия. И сам Нассау, и командовавший правым флангом Алексиано, где были запорожские лодки, и перешедший на гребную флотилию Джонс действовали энергично. Более искусная русская артиллерия решила дело. Турки потеряли один корабль и одну шебеку, взлетевшие на воздух, и, не выдержав огня, бежали. Газы Хасан даже приказал стрелять по своим, чтобы остановить бегущих.