Об отношении к нему главнокомандующего можно судить по отрывку из письма Потемкина к русскому послу в Варшаве Булгакову. В ответ на ходившие в Польше слухи о гибели знаменитого Суворова (своеобразное свидетельство боевой славы русского генерала), Потемкин писал:
«...плюйте на ложные разглашения, которыя у вас на наш счет делают. Суворов, слава Богу, целехонек...» (7 IX.1790 г.)
10 сентября Потемкин поставил Суворову задачу не допустить турецких подкреплений к Измаилу сухим путем. В случае попытки неприятеля прорваться к крепости, предписывалось атаковать и разбить противника. Для этой цели Потемкин подчинил Суворову 2-й передовой корпус генерал-поручика князя С.Ф. Голицына. 25 сентября Потемкин специальным письмом поделился с Суворовым планом операции и, возможно, запросил его мнение. К сожалению, письмо это не разыскано. Из ответа Суворова видно, что он не только разделял замысел главнокомандующего, но и смело развивал его.
«Вашей Светлости милостивое письмо сего от 25 ч. получил... В присутствии или [при] помощи войск гребной флот возьмет Килию, Измаил, Браилов... Для услуг сего последнего подвезть может нечто осадных артиллерии и припасов; или эти доставит благовремянно резервный корпус водою... В свое время сухоп[утное] войско перейдет здесь при Сербанешти, спустит мост за устье Бузео и в Браиловском Рае. Как декрет на Булгарию не публикован, мечтается в перитектике, что по времяни Ваша Силистрия и ближе к трибуне префекта... ежели черта пера не предварит острие меча. Вашей Светлости новый год! Новые мне милости! Я выстрелю Ваше здравие!»
Последние три фразы — образное и очень характерное для стиля Суворова поздравление Потемкина со днем его ангела. Абзац со слов: «в свое время сухопутное войско... и т. д.»— свидетельство творческого участия Суворова в планах кампании. Он предлагал после взятия крепостей перенести боевые действия на Балканы, идти прямо к Константинополю («трибуне префекта»), пока «черта пера» (мир) не предварит «острие меча» (войну).
И снова приходится сожалеть о неразысканном ответе Потемкина. Возможно, главнокомандующий и принял бы идею Суворова, но упорная оборона турками крепостей и, в первую очередь, Измаила, вмешалась в планы кампании.
29 сентября Потемкин приказал генерал-аншефу Меллер-Закомельскому объединить под своим начальством корпуса в низовьях Дуная и овладеть крепостью Килия:
«Старайтесь как возможно скорее решить с Килиею, дабы заблаговременно обратиться к другому пункту...» Но, несмотря на значительное количество войск и сравнительную слабость этой турецкой крепости, русскому командованию не удалось обеспечить четкого взаимодействия корпусов и овладеть Килией сходу. Более двух недель войска топтались под ее стенами. Смертельно раненного Меллер-Закомельского сменил Гудович, генерал, не отличавшийся решительностью. Жалуясь Потемкину на опоздание гребной флотилии (сильные встречные ветры задержали ее подход к устью Дуная), Гудович не видел иной возможности взять крепость, кроме как формальной осадой, с рытьем траншей и постройкой осадных батарей. Задержка у стен незначительной турецкой крепости грозила серьезными осложнениями.
В это время пришла радостная весть с Кубани. Генерал-майор И. И. Герман наголову разбил 40-тысячную турецкую армию во главе с сыном старого знакомца Суворова (Хаджи Али Джаныклы-паши) Батал-беем. Весь турецкий лагерь, вся артиллерия и сам Батал-бей с многочисленной свитой оказались в руках победителей.
Потемкин широко оповестил войска об этой победе. 18 октября гарнизон Килии ввиду явного неравенства сил сдался на капитуляцию.
19 октября последовал ордер Потемкина Суворову: «Хотя Ваше Сиятельство может быть прямо получили уже известие о покорении Килии, но тем не менее считаю за нужно Вас о том чрез сие уведомить, предписывая объявить о том в команде Вашей и принести благодарственное Всевышнему моление».
Как всегда, к ордеру приложено письмецо: «Килия сдалась, флотилия входит, флот наш показался. Боже, дай хорошее время (погоду.— В. Л.), а паче свою всемощную помощь...»
Приписка внизу: «Граф Бальмен (командир Кубанского корпуса.— В. Л.) умер чахоткою, но турки разбиты и славно истреблены. Прощай, мой милостивый друг». (19 X. 1790 г. Бендеры.) .
На другой день, 20 октября, гребная флотилия прорвалась в Дунай. Действия флотилии и черноморских казаков доказали, что надежды, возлагавшиеся на них главнокомандующим, были основательны. Решительными и дерзкими десантами с судов были захвачены укрепления турок по берегам Дуная, а также две небольшие крепости Тульча и Исакча, Турецкая флотилия на Дунае была разгромлена. К середине ноября Дунай от устья до Галаца, за исключением могучей твердыни — Измаила, был в руках русских.
Поначалу Потемкин не мог поверить, что за стенами крепости, подготовленной французскими инженерами к длительной обороне, укрывается целая армия — около 35 тысяч человек. Но разведка подтвердила: Измаил превращен в «орду колеси»— армейскую крепость, защищенную мощной артиллерией (около 250 орудий) и снабженную припасами на несколько месяцев. Оставлять у себя в тылу столь значительные силы было рискованно. К тому же известия, поступающие из разных источников, свидетельствовали об активизации прусской дипломатии. Маркиз Лукезини затевал в Систове новый конгресс с целью принудить Россию к посредничеству Англии, Голландии и Пруссии. Таким образом, Измаил, помимо стратегического значения, приобретал важное политическое значение. Из Петербурга шли требования нанести противнику сокрушительный удар и закончить войну.