Суворов и Потемкин - Страница 74

После Измаила. Что произошло в Яссах?

Рапорт Суворова Потемкину № 94:

«Легло наших героев сухопутных с флотскими за отечество до двух тысяч, а раненых больше. Варваров, получавших провиант, до 40 000, но числом менее того; в полону при разных пашах и чиновниках около трех, а всех душ до пяти тысяч, протчие погибли. Провианта у них оставалось с лишком на месяц. Военной амуниции и припасов множество. Пленные отправятся немедленно по партиям в Бендеры. Трофей — больших и малых пушек ныне около 200 и знамен до 200, должно быть больше. Победоносное войско подносит Вашей Светлости городские ключи»

(13 XII. 1790 г. Измаил.)

Это первый и далеко не полный рапорт о трофеях и потерях. Иначе звучат слова письма, помеченного тем же 13 декабря. Так пишут после тяжелого труда: «Светлейший Князь! Милостивый Государь! Простите, что сам не пишу: глаза от дыму болят. Благодарю, Светлейший Князь, за милостивое ободрительное письмо; благодарю за гостинцы чрез Вас [или ]я Степ[анови]ча, я ими разговеюсь... (как видим, накануне штурма Потемкин послал ободрительное письмо и «гостинцы» с Поповым. Письмо не разыскано. Под гостинцами скорее всего следует понимать запас снарядов и пороха, о котором Суворов просил раньше)... Отправится в Бендер Александр Николаевич, сокрушенный Раевским . Г[раф] Безбородко ранен , с знаменами пошлю к Вашей Светлости отменно отличного Золотухина, имевшего импульзию и сподручность с дунайским Героем Осипом Михайловичем . Браилов поздно... хотя мы все готовы за Вас умереть; усильте, Светлейший Князь, Ваших серетских в запас для лутчего успеху войском и осадным, по Вашему высокому разсмотрению, до возвращения турков. Сегодня у нас будет благодарственный молебен унашего нового Спиридония. Его будет петь Полоцкий поп , бывший со крестом пред сим храбрым полком. Фанагор [ий ]цы с товарищами отсюда пойдут сего числа домой...

И вновь остается сожалеть, что до нас не дошло поздравительное письмо Потемкина Александру Васильевичу. Мы помним его письма после Кинбурнской победы, после Рымника. Что должен был писать Потемкин «другу сердешному» после Измаила? Какими словами благодарить героя за небывалый подвиг?

Косвенный ответ на эти вопросы можно получить из двух писем Суворова от 18 и 20 декабря: «Виват, Князь Григорий Александрович на 7000 лет! За письмо Вашей Светлости все здешние храбрые войски Вам нижайше руки цалуют...» (18 XII. 1790 г. Измаил.)

«Сколько бы я желал коснуться здесь Вашей мышцы, но Ваша Светлость верить может, что я в душе моей обнимаю колени Ваши. Здесь я кончил, подозрение мое на Но-восеретскую политику принуждает меня туда спешить...» (20X11. 1790 г. Измаил.)

Все ждали развития событий. И тут, если верить большинству биографов Суворова, случилось непредвиденное: встретившись в Яссах, главнокомандующий армией и измаильский победитель не нашли общего языка и рассорились навсегда. Приведем полностью единственное описание сцены встречи Суворова с Потемкиным, будто бы окончившейся столь драматично.

«По взятии Графом Суворовым Измаила, Князь Потемкин ожидал победителя в Яссы. Желая сделать ему почетную встречу, Князь велел расставить по дороге нарочных сигнальщиков; а в зале, из которой видно было далее версты на дорогу, приказал смотреть Боуру, чтобы как скоро увидит едущего Графа, немедленно доложил бы Князю: ибо о выезде его из последней к Яссам станции дано уже было знать. Но Суворов, любивший все делать по-своему, приехал в Яссы ночью и остановился у молдаванского капитан-исправника, запретивши ему строго говорить о приезде своем. На другой же день, часу в десятом по утру, севши в молдаванский берлин (похожий на большую архиерейскую повозку), заложенный парою лошадей в шорах; кучер на козлах был молдаван же, в широком плаще с длинным бичом; а назади лакей капитан-исправника в жупане с широкими рукавами. И в таком великолепном экипаже поехал к Князю. Дорогою никто из наблюдавших его не мог подумать, чтоб это был Суворов, а считали, что едет какая-нибудь важная духовная особа. Когда же въехал он к Князю во двор, то Боур, увидя из окошка, побежал к Князю доложить, что Суворов приехал, Князь немедленно вышел из комнат и пошел по лестнице, но не успел сойти три ступеньки, как Граф был уже наверху. Потемкин обнял его, и оба поцеловались. При Князе был один только г. Боур, а мы стояли все в дверях и смотрели. Князь, будучи чрезвычайно весел, обнимая графа, говорит ему: «Чем могу я вас наградить за ваши заслуги?» Граф поспешно отвечал: "Нет! Ваша Светлость! Я не купец и не торговаться с вами приехал. Меня наградить, кроме Бога и Всемилостивейшей Государыни, никто не может!"

Потемкин весь в лице переменился. Замолчал и вошел в залу, а за ним и Граф. Здесь подает ему Граф рапорт; Потемкин принимает оный с приметною холодностию; потом, походя по зале, не говоря ни слова, разошлись: Князь в свои комнаты, а Суворов уехал к своему молдавану; и в тот день более не видались» .

Теперь приведем несколько «разработок» этой сцены. До появления монографии А. Ф. Петрушевского лучшей работой о Суворове считалась книга Фридриха фон Смитта — русского историка, писавшего на немецком языке. Фон Смитт работал над ней в 30-50 годах XIX в. Во второй части книги, вышедшей в 1858 г. в Лейпциге, читаем: «Потемкин побледнел; никогда еще не испытывал он такого глубокого оскорбления... молча, с стиснутыми губами и с злобой в сердце воротился он в залу... Кажется, что Суворов произвел эту ссору с преднамеренным умыслом, или, может быть, не в силах будучи превозмочь своего гнева, потому что Потемкин в эту минуту верно не думал оскорбить его или представлять себя награждающим. Он хотел и мог быть только посредником, однако выразился двусмысленно. Но Суворов уже слишком высоко оценил славу, приобретенную им победой под Измаилом, и думал, что после того мог уже освободиться от зависимости Потемкина».